Аркадий Борисович досадливо махнул рукой, мол, хватит тут милитаризацией заниматься. Напоследок спросил:

— Когда следующий раз будешь стрелять?

На это я с легкостью ответил:

— В воскресенье, в 15.00 из пистолета Макарова на 25 метров.

— Ну, это мелочи, — махнул Гвоздев, — впрочем, все равно будем, жди!

С таким напутствием я и ушел, ворча про себя, что говорить легко, якобы ПМ — армейская пуколка, на 25 метров и этот пистолет смертельное оружие. А если ты не знаешь специфику, то и по мишени промахнешься. Впрочем, декану это все равно.

Следующие дни шли, как один, серые и занятые. Я окончательно понял — пройденные мной учебные предметы я в целом знал. Тут ведь еще какие есть тонкости — в предыдущая учеба была очная, а теперешняя — заочная, гораздо более легкая с меньшим объемом знаний. Фига се!

Дисцмплиные новые для меня, конечно, приходилось учить, но их было мало, да и в основном они были практического плана.

В общем, ничего страшного в учебном процессе не было, я еще раз понял утилитарную константу — физкультурник учится ногами.

Между тем как-то позвонил от деканата в мою, так сказать, квартиру. Я даже не совался туда — нет ключей, внутри нет ни мебели, ни посуды, ни постельного белья.

Но повезло, Пушины уже только что приехали со всем своим имуществом. И главное, приехала Маша, которую все-таки уговорили не оставаться в одиночестве в Ижевске.

Вот после этого я твердо решил переехать в квартиру на Вернадского. Там теща и тесть, путь и обычно они имеют отрицательный имидж, но все-таки родные. И главное, там жена Маша. Беременная от меня, любимая и желанная.

Пришел. Я как-то забыл, что в первый раз, еще в Ижевске, я был в мундире сержанта срочной службы. А теперь был в звании прапорщика — сверхсрочника. И ведь даже не помнил, передал им про воинское повышение или нет. Вот ведь Маша-растяреша. Это я про себя, а не про жену горячо любимую.

Открыла дверь квартиры теша Анастасия Васильевна, не узнала из-за нового мундира и еще из-за старческой близорукости.

Пришлось договариваться. И, наверное, прошло бы много времени, но на шум пришел тесть Александр Петрович, который был в очках. Пусть не узнал на короткое время, но потом больше удивился. Зять — прапорщик и не в армии.

Получилась домашняя картина — удивленный тесть, все еще не понимающая теща и я — гарный парень с двумя звездочками на каждом погоне. Нет, еще не генерал-лейтенант, всего лишь прапорщик, м-да.

Зато прилетевшая к двери Маша все узнала сразу, буквально придавила меня, ловко запрыгнув на руки, и впилась в губы. Я в свою очередь бережно ее взял на руки, ласково ответно поцеловал. Так и повернулся. Ура, ребята, я дома.

Весь текущий вечер были сплошные разговоры. Сначала говорил я, рассказывая о свое воинской карьере и учебе вузе. Нет, про это я им хоть коротко, в телеграфном стиле, но говорил. Много по междугородной линии не поговоришь. Теперь приходилось отдуваться от своей лени.

Тем более на близком расстоянии приходилось две, извините, очень любопытных бабы, желающих знать все мельчайших детали. И Александр Петрович, который, хотя женщиной и не был, но профессионального интереса имел много. Причем если женщины хотели знать просто, кто во что одел и не ходили ли около меня, не дай бог, женщины. А вот тесть жаждал более сложное — методику лыжных гонок и биатлона в ВОСЛР, обучения теории оных же в ЦГОЛИФК. Вот тут приходилось уже помучаться.

Но, в конце концов, известие о том, что уже в этом году я стану младшим лейтенантом, удовлетворили всех. Карьера, конечно, не такая уж быстрая, но на недоофицерском этапе этот самый младший офицерский чин как раз был пиком роста всех прапорщиков и старших прапорщиков. А я в восемнадцать лет.

И потом, для меня спортсмена важнее было все же звание мастера спорта международного класса.

Поужинали достаточно хорошо. Москва и в это время снабжалась достаточно хорошо, просто надо было успеть дойти до магазинов, где «выбросили». Анастасия Васильевна успевала, потому мы сегодня полакомились рисом с венгерским гусем, на десерт ели болгарский джем с домашними пирожками. Прелесть!

Вечером, уже в постели,когда родители уже не слышали, Маша мне отчиталась по финансовому вопросу. Она благоразумно экономила, поскольку видела, что пока новых хороших поступлений не предвидится. Да, муж стал прапорщиком и уже стал получать. Но ведь это всего лишь прапорщик! Сама она в это время, как и все женины, нацелилась на другое. Мама и папа стали пенсионерами, и хотя последний нехотя говорил о некоторых успехах в структуре ЦСКА, но опять же не в финансовом отношении.

Я тут мог добавить кое что оптимистичное. Метка стрельба позволяла мне надеяться на какую-то премию. Не зря же я постоянно говорил о ведомственном соотношении. И если 16 армия говорила только о повышении в звании, деньги и там существовали, но очень уж смешные — премия в двух служебном окладе. О прапорщике говорили? Так что нечего рот разевать, особенно с учетом резкого падения советского рубля.

А вот ЦСКА радовал больше. Там, только услышали о внеплановых соревнованиях, сразу пошебуршали денежными фантиками. Общество в это время буквально переполнялось денежками. Не для всех, конечно, но победоносные спортсмены получали право протягивать руку в казнохранилище. Так что несколько тысяч рублей я вполне могу получить.

Впрочем, это только все мои мысли. Можно еще смазать общий фон стрельбы неудачей с ПМ. Конечно, относительный успех с Калашом на 200 метров есть, но смотрят всегда на последние действия. А тут еще бабушка на двое сказала. Да еще не одна. Кампания такая сплетниц.

И потом, я ведь сказал, соревнования эти были внеплановые. Спортивные чиновники наверняка не отошли от застойных порядков, когда планировали чуть не на очередную пятилетку. А что потом не входили в эти рамки, то не оплачивались. Поэтому, друг мой, готовься и к такому варианту, когда максимум, чего ты получишь, это благодарственное рукопожатие начальства и невнятное обещание вручить что-нибудь когда-нибудь в будущем.

Но сначала моя стрельба. Не будет успехов, о чем вообще говорить? Маше я тоже невнятно, как высокопоставленный функционер, сказал о выступлениях на соревнованиях по стрельбе. И пока все. Будет день, будет пища. А хвастать-то зачем? Прижался к теплому боку жены и уснул.

А утром надо было остерегаться забот нового дня. Остерегаться и, само собой, делать. Для студентов ОЗО первым делом учеба. А для меня, конкретизируя, первым делом, посещение лекций семинаров. Новых знаний, как правило, я уже не получал и, соответственно, учить не надо было. А вот показывать всем, что я здесь, на занятиях, очень необходимо.

Во-первых, тем же сокурсникам. Женского пола — они меня ловят уже из принципа: не гуляет с нами, не будешь заниматься тем же ни с кем из студенток. И если меня нет, ищут по всему учебному зданию. Один даже в деканат ворвались, о чем сказал, наливаясь веселым багровым цветом декан Аркадий Борисович. При этом он весело косил на секретаршу Любочку. Та тоже краснела, но уже каким-то дурным цветом. То, что секретарь деканата дышит неровно к одному из студентов ОЗО, не знал только самый ленивый. Все понимали, что дело это молодое, а кое-кто и подшучивал:

Во-вторых, мужского пола. Тут я, опять же, сам виноват. Привык, что все мужчины — мои подчиненные. Так же повел себя и со студентами. Некоторые поначалу злились и ругались. А потом как-то дружно подчинись, потому как подо мной оказалось спокойнее. Оно ведь как, я как командир взвода, не отдельного, но со спортсменами состава «А». а их надо снабжать куда лучше, чем остальной личный состав. И если командир взвода не сделает, то и никто обычно не сделает.

Вот и со студентами. Я сразу разделил — это учебные дела, это административные, а это снабженческие. Это же еще классический СССР, хоть и на излете. Главное, не деньги, а главное договорится и включить в списки. И делал это прекрасно. И получилось так, как я это с опозданием досадливо констатировал — со мной хорошо, без меня плохо;